Степанида Кирилловна никогда не была замужем, она проживала в крохотной избушке, размерами своими скорее напоминавшей баню, чем дом, состоявшей из одной комнатушки, которая служила одновременно и кухней, и миниатюрных сеней, в которых мог поместиться только один человек, да и то довольно щуплой комплекции. Даже не знаю, как можно назвать этот населенный пункт, затерянный в таежных лесах Уральских гор, ведь проживало там не более пяти-шести семей, впрочем, каждая имела свой вполне приличный дом и просторный огород, на котором выращивалось все, необходимое для жизни. У каждого дома еще была большая пасека, так что меда было в достатке и на потребу, и на продажу: осенью мужики нанимали грузовую машину и везли свои сокровища в город, где проходила железная дорога. Еще в каждом дворе было много разной живности: куры, утки, гуси, козы и коровы. С одной стороны к деревеньке подступал настоящий дремучий лес, темный и пугающий, на самой опушке которого росли огромные кряжистые дубы с извилистыми ветвями и растрескавшейся корой, напоминавшие сказочных великанов, притаившихся на время, но в любую минуту готовых ожить и схватить нас, детей, устраивавших свои игры на обочине горохового поля. Каким же необыкновенно сладким был тот зеленый горох — ничуть не уступал он ни меду, ни конфеткам-драже, которыми угощали нас местные жители. А какая вкусная была вода в ручье, стекавшем с гор, особенно, если примоститься пузом на берегу и пить ее через луковое перо, закусывая ржаной лепешкой, посыпанной солью! А сколько ягод и грибов приносили взрослые из леса! В общем, если на земле есть что-то похожее на Рай, то он, в моем представлении, находился именно там.
Мы очутились в этом волшебном уголке из-за моей болезни. После завершения пенициллино-терапии и победы медицины над зловредными бациллами, в моем организме осталось так мало сил, что врачи потребовали, чтобы родители незамедлительно вывезли меня на природу, поправить здоровье. И в моей жизни появилась Баба Фаня. Не знаю, почему мы звали ее именно так. Возможно это было созвучно ее измененному имени: Степанида — Стефания — Фаня. Эта молчаливая, скромная, бедно одетая женщина в темном платке никогда не тискала нас, не сюсюкала, не играла с нами и не читала нам книг, но она сделала главное для нас с сестрой: она нас окрестила. Тем летом мне исполнилось только шесть лет, то есть я была еще маленьким ребенком, но я сразу поняла, что в моей жизни произошло что-то очень важное, и я ощутила что со мной рядом присутствует Кто-то незримый, очень добрый и любящий меня, по имени Бог. Баба Фаня была глубоко верующим человеком, знавшим множество молитв, строго соблюдала все посты и не пропускала ни одной службы, если там, где она находилась, был храм. Она поведала мне о Библейских притчах, научила меня правильно креститься. Она была очень искренней и часто, растрогавшись во время рассказа, утирала кончиком платка выкатившуюся из глаза капельку. Я ее начинала жалеть и расспрашивать, отчего она плачет. А Баба Фаня улыбалась сквозь слезы и говорила: «От радости, деточка, от Божией благодати!». Светлым она была человеком, бесконечно добрым и абсолютно безобидным, про таких говорят: «Божий одуванчик».
Уж не знаю, что было для меня тем летом полезнее: физическое укрепление здоровья или духовное (сейчас-то уверена, что второе), но я поправилась и отбыла в город совершенно готовой к новым маминым испытаниям — которые, впрочем, не заставили себя долго ждать: уже весной я подхватила где-то желтуху и угодила в инфекционную больницу на сорок дней. Самое интересное — что ни в детсаду, ни в нашем многоквартирном доме, ни во дворе никто не заболел. В больницу посмотреть на меня через окошко приходили отец и Баба Рая, мама была занята работой и учебой в Университете марксизма-ленинизма, готовилась там к защите диплома. Впрочем, пару раз она смогла оторваться от любимого дела и повидать меня.
Когда Баба Фаня в очередной раз приехала в наш город на лечение, мама уговорила ее поселиться у нас, чтобы помогать по хозяйству и присматривать за детьми. Она согласилась и прожила с нами больше года, а, когда мы съехали от Бабы Раи, она осталась там, они обе жили в отдельных комнатах и были вполне счастливы. Мама тоже наслаждалась жизнью в большой, а главное, своей комнате.
Через три года в нашей квартире освободилась еще одна комната, которую отдали нам, что вызвало обиду других соседей, поселившихся там намного раньше нас. И разразилась коммунальная война! Вести хозяйство на одной кухне с врагом было выше маминых сил, и она заманила к нам Бабу Фаню. Возможно, там еще присутствовал элемент мести Бабе Рае — уж слишком мирно и дружно они жили. Полагаю, что мама спекульнула детьми: мол боится оставлять одних с негодяями-соседями. И безотказная Баба Фаня совершила роковую ошибку, переехав к нам. Баба Рая на нее очень обиделась, но тут ее вызвалась утешить старинная знакомая, которая очень жаловалась на сына и невестку, якобы постоянно выгонявших ее из дома. Как только она прописалась в квартире Бабы Раи, она тут же помирилась с родными и поменяла «свою» комнату, так что у сына получилась хорошая отдельная квартира, а у Бабы Раи комната в коммуналке с алкоголиками за стеной. И все было сделано по закону! Эти соседи и свели в гроб мою бабушку, отравив ей последние годы жизни. А Бабу Фаню мама очень скоро выставила из нашего дома, придравшись к тому, что она здоровается с соседями. Баба Фаня ее все время раздражала: то шуршанием газет, то тем, как стояла на коленях в углу и беззвучно читала молитвы, едва шевеля губами. Сама ее спина, наверное, казалось маме немым укором: при очередном скандале ей просто некуда было уйти, а участвовать в бесконечных разборках она не могла. Мосты были сожжены, и ей пришлось вернуться в свою избушку, прекратив лечение, без которого она вскоре ослепла, а затем и умерла от рака горла, в нищете и одиночестве. Маму совесть совершенно не мучила — подумаешь: ну, разрушила две человеческие жизни! Тоже благодетели нашлись! Она никому и ничем не обязана! С глаз долой — из сердца вон!
А Баба Фаня, по всем церковным канонам, конечно же, обрела свое Царствие Небесное! «Каждому воздастся по вере его!» Ее вера была непоколебимой.
